Автор, переживший уход родителя из семьи, написала трогательные письма, адресованные своему отцу. В этих письмах автор словно вопрошает: за что бросил, за что оставил и разлюбил. Распятый Иисус вопрошал также: Боже мой! Для чего Ты меня оставил?

Каждое слово Беленицкой рождено болью и слезами брошенной дочери. Они - о ненужной дочерней любви и, как воздух необходимой, отцовской заботе. Исповедальный характер писем, вероятно, требует того же от исполнителя.

Однако режиссер Ольга Луцива будто идет наперекор и выдвигает свои правила игры для актрисы: Анна Бронникова в главной роли читает текст несколько отстраненно, как наблюдатель, не подпуская близко к сердцу слова, которые как раз туда и просятся – в самое сердце. В трактовке авторов спектакля сердце героини заколочено злобой на отца, в ее интонациях сплошь обида, злоба, резкость и надрыв. Но ведь за их тяжелым пластом должна быть и любовь. Любовь к папеньке, каким бы он ни был – где ж она в спектакле?

Разумеется, театр не кабинет психолога и не ставит перед собой терапевтических задач (но в то же время и не отрицает подобного эффекта). Напротив,  задача создателей спектакля намного глубже: несценическое сделать сценичным, найти художественный образ и поэтичное воплощение. Однако в «Письмах к папеньке» довольно сложно его отыскать. Белая скамья, видеопроекция, планшет сцены, где героиня периодически выписывает мелом отдельные фразы... Белая скамья требует, чтобы ее обыграли, наконец, а написанные мелом строки уже изначально как бы предрекают, что их сотрут. Незамысловатая сценография, тем не менее, позволяет выдвинуть актрису на первый план, концентрируя внимание зрителя только на ней. Актриса хоть и читает текст как будто бы отстраненно, но все же создает в памяти каждого зрителя образ отца, и у каждого он индивидуален, у каждого свой «п-а-п-а». С актерской точки зрения, физическое действие для актрисы так и напрашивается, поскольку некоторый реквизит «выстреливает» не многократно: например, плюшевый мишка или воздушный шарик.

Эмоционально тяжелый текст автора не требует в данном случае дополнительного окраса музыкой: он априори имеет силу и вес. Письма к  тятеньке (именно так они называются у Беленицкой) это, своего рода, разговор по душам, один из таких разговоров, когда под покровом ночи хочется тихо, чтобы никто из посторонних не слышал, доверить самые глубокие тайны. Именно такого разговора, в спектакле, увы, не получилось. Во всяком случае, в том виде, в каком заведомо предполагалось его увидеть.

Однако, оборачиваясь на зрителей после просмотра, видишь их глаза: задумчивые, у кого-то – наполненные слезами, у кого-то – уже мокрые от слез. И какая разница, обыграна ли белая скамейка, если струны души, все же удалось задеть?

Дядчук Ангелина