Лучший региональный театр России Звезда театрала 2023 Лауреат премии «Звезда театрала»

Шекспира в стиле джаз привезли на фестиваль «У Золотых ворот» из Тбилиси. Маэстро грузинского (да и мирового) театра Роберт Стуруа, художественный руководитель Театра им. Шота Руставели, с английским бардом знаком не понаслышке – в его режиссёрской биографии уже были и «Ричард III», и «Король Лир». Трагедию «Юлий Цезарь» Стуруа поставил аккурат к своему юбилею. Спектакль по трём первым актам известной пьесы – от коронации до убийства Юлия Цезаря, сосредотачивает внимание на несвободе земного человека, небесами обременённого свободой выбора. 

yliy_01.JPG

Мрачная сцена сгущает краски к железному занавесу по центру. Решётка, поросшая то ли болотистой тиной, то ли тюремной паутиной, просвечивает глазницами воображаемого черепа, поднимаясь и опускаясь, как ворота древнего города. От древнего города, кстати, только фрагмент  условной колонны, как пенёк, на краю сцены. Вот в таком антураже могло бы и прозвучать хрестоматийное: «Дания – тюрьма / Весь мир тюрьма».

Нет, всё же «весь мир – театр». Об этом сценография спектакля Роберта Стуруа говорит куда красноречивее. Два этажа королевской ложи вмонтированы в левую кулису и предстают перед зрителем в профиль. Актёры, отыгравшие эпизод, занимают места в этой ложе, увлеченно аплодируют и кидают цветы на сцену, куда снова выйдут через мгновение. По модели шекспировского театра «Глобус» (Globe с анг. – и земля, и мир), выстроена здесь и условная трёхмерность пространства. Прохудившиеся небеса болтаются сверху лоскутами белой ткани. Из подземелья то и дело открываются люки, появляются злодеи, трепещут руки загубленных людей. А между раем и адом – вечный город, где требуют зрелищ, и «распни его!» кричат так же охотно, как коронуют тиранов.

 

yliy_02.JPG

«Весь мир – театр, а люди в нём актеры» - эта квинтэссенция Шекспира и главный постановочный принцип спектакля заявлены сразу и просто. Вот голубой  шарик с короной. Это Шекспир. Он будет всё время стоять на краешке сцены как напоминание о правилах игры и зрителям, и актёрам. В резком контрасте режиссёр будет сменять серьёз трагедийных страстей на откровенную театральность площадного шекспировского зрелища, немедленно смахивать драматический пафос с актёрских плеч, как только зритель готов будет поверить в трагедию, напоминая – это всего лишь театр. Так монолог нравственных метаний Брута прерывается театральными объявлениями Шута о месте действия и последовательности сцен. А роковой диалог с письмом-предупреждением для Цезаря в финале переходит в джазовые пританцовывания. Очень это по-грузински – никогда не знаешь, в какой момент они  могут запеть или затанцевать (вспомнить хотя бы фильм Георгия Данелии «Не горюй!»).

И джазовые мотивы так органично вплести в Шекспира могли только в Тбилиси-Тифлисе, где джаз расходился подпольными пластинками Дейва Брубека ещё задолго до появления в имперской столице. Где джаз и поныне разлит по городу вместе с вином. В спектакле мастера Роберта Стуруа гангстерская свита в приталенных жилетах и модных шляпах сопровождают царских особ, жена Цезаря – жгучая блондинка в боа – вот-вот, кажется, споёт «С днем рожденья, мистер президент», а софт-джаз, сбивающийся порой на боса-нову, заполняет все излишне драматичные паузы. Этот «Юлий Цезарь» костюмами родом из Америки 30-х годов. А душой, вероятно, всё-таки из Тифлиса. Едва заметно живёт себе на сцене афиша фильма «Рим» Федерико Феллини, ещё одного фаворита тифлисцев во все времена.

yliy_03.JPG

В спектакле Роберта Стуруа, по длительности равном «царской» жизни Юлия Цезаря, заглавный герой проступает более отчётливо, чем в пьесе, которая продолжается ещё долго и без него. Медленно поднимается железная решётка в глубине сцены. Из-под неё, подсвеченная каким-то потусторонним свечением, будто из бездны, медленно вышагивает царская процессия. Монолитной ужасающей тучей надвигается она на зрительный зал из глубины сцены. На голове Цезаря листья только что надетого царского венца в полумраке сцены кажутся рогами мелкого беса. Избыточность, дряхлость, душевная слепота сквозят в тучной фигуре тирана. На шее болтается множество галстуков – если это трофеи, то сколько же голов нужно было снести?  Где-то слышен гул взрывов, толпы, но здесь и сейчас – так тихо, так плавно и еле ступая движется эта толпа, что выглядит не торжеством венчания на царство, а похоронной процессией. Примерно такая же толпа в финале вынесет Цезаря на руках в Сенат – как на плаху. И ненавязчиво сквозит по сценам средневековая мелодия Memento mori.

Интересен актёрский дуэт и образное противопоставление Цезарь-Брут. Расхлябанность одного – против абсолютной сдержанности и утонченности другого. Брут - будто джазовый саксофонист-интеллигент в белых ботинках и кашемировом пальто. Этот контраст доходит до апофеоза, когда Брут ведёт под руку Цезаря, насильно загнанного в сенат. Жалкий, скукоженный, почти юродивый Цезарь, в кителе нараспашку, с одним съехавшим с плеча эполетом, тяжело опирается на руку друга, нелепо машет кричащей толпе. Уже знает, что идёт на смерть, но всё равно всем телом в замедленной пластике, робостью движений и интонаций будто спрашивает: а нельзя не убивать? Как ребёнок перед кабинетом зубного врача – у мамы: а больно не будет? Заглядывает Цезарь в глаза Бруту с наивным и доверчивым: «Не предашь? Не предашь?». В немой сцене толпа придворных замирает в бездействии марионеток, вздёрнутых нитями за руки. И вырывается Цезарь в отчаянную, граничащую с помешательством молитву, лепечет что-то на краю сцены в луче света. «Если только можешь, Аве Отче / Чашу эту мимо пронеси…». Но спустя мгновение сам же и отказывается вскрыть предупреждающее об убийстве письмо – «…Но продуман распорядок действий / И не отвратим конец пути…».

yliy_04.JPG

Вот Цезарь затравлен, почти задушен, зарублен сворой шакалов в стиляжных шляпах. Вот стоит на коленях, истекая кровью. Толпа требует от Брута, всё это время держащегося так в стороне, что почти выпавшего из поля внимания, последнего удара. Ритуального удара, инициирующего Брута в цезари.  Вот поднят меч – меч дрожит в руке. Убить или не убить? Но мясорубку власти уже не остановить. У Брута, ратующего за свободу народа, свободы выбора нет. 

Сцена убийства, без джаза и шуток, - кульминация драматического напряжения, когда средневековый Шекспир становится поистине античной трагедией рока. Под напором толпы,  в приступе отчаяния, отбрасывает Брут длинный меч – возможно не убивать?!  Не возможно! – и бросается Брут на умирающего с тем самым маленьким клинком, преподнесенным из самого ада. Маленький клинок вместо благородного меча. Чтобы быть ближе? Чтобы убивать незаметнее? И пока Брут-римлянин наносит десятки смертельных ударов Цезарю в самое сердце, освобождая Рим от тирана, Брут-человек оплакивает близкого друга, уткнувшись ему в плечо. Одномоментно – убивает и оплакивает. И более – себя оплакивает, понимая неизбежность закона: убивающий дракона, сам становится драконом.

Мила Денёва

Фотографы

На сайте представлены фотографии Владимира Федина, Петра Соколова, Вадима Пакулина, Александра Уткина, Светланы Игнатовой, Анастасии Денисовой, Анны Колесовой, Татьяны Шалухиной, Оксаны Соловьёвой, Елены Птагиной, Екатерины Строговой и Константина Федяева.

Купить билеты ➤